Нарандж. Малка.

Нравится

Когда же все стало портиться? Давид по камешку строил  их новую жизнь, рисуя  в перспективе если не свадьбу, то совместное будущее.  Но когда вдруг участились ее продолжительные поездки в Румынию, он понял, что нити, привязывающие ее к прошлому, сильнее их отношений.

— Ты понимаешь, там у меня   —  мама и дом, целый дом, — говорила она.

Что  правда, то правда у него была небольшая квартирка, но что еще нужно для пары? Но он лукавил.

Страсть проходила, а разум говорил ему, что все равно она не будет коротать с ним его недалекую старость.  Он сделал себе страховку на случай болезни. Не дай Бог с ним что-то случиться — у него будут деньги на оплату помошницы — он сможет взять себе, какую захочет : молоденькую, приветливую, и она согрет его послушным вниманием ( а чем черт не шутит: может, и молодостью)  — до его глубокой старости: страховка действовала до 95 лет…

Пока Романия предавалась размышлениям,  Давид с Галинкой возвращались из Тель-Авива в Хайфу.

Он сделал кофе, подал ей на блюдце круглые соленые печенья , посыпанные сумсумом. Он смертельно устал с дороги, но боялся при ней показать свою слабость, а ему так хотелось лечь на диван, укрыться клетчатым пледом, натянув его на самый лоб и заснуть.

Ночью он не мог заснуть, ворочался, видя в темноте белеющию рядом ее остренький профиль, а утром, оправдываясь,  сказал ей, что , наверное, заболел.

Она собралась и ушла на работу, а он лежал, чувствуя себя старым и больным и с удивлением и беспокойством вспомнил, что Романия давно не звонила.

И вдруг раздался звонок. «Опомнилась!» — довольно пробормотал про себя Давид и потянулся к трубке, но на другом конце провода был Джако. Старый Джако плакал. Его дочь Малка, безответная Малка, любимая им Малка ( а умел ли он вообще кого-нибудь любить?) умерла в больнице, в то время, как ухаживала за его женой.

Они с дочкой всек-таки уговорили Белину ехать в больницу. Она все время задыхалась, и врачи поместили ее в реанимацию.

Малка дежурила в Тель-ха Шомере несколько дней. Она сидела в коридоре возле отделения реманимации , когда врачи объявили, что ее матери лучше, и ее переведут в обычную палату. Обрадованная Малка встала,  собираясь собрать вещи, бутылки с водой, какие-то мелочи, сделала 2 шага, страшно вскрикнула и упала, глухо ударившись головой об пол. Прибежавшие на крики Джако врачи, не смогли ничего сделать: женщина была мертва.

Джако врачи сказали, что у нее был очень высокий сахар. Но она ведь никогда не лечилась и даже не знала этого, а всю себя отдавала другим. Но только не своему единственному, о котором возможно, мечтала, избраннику, которого, наверное, и не было. Ведь недаром на саван ее положили белое подвенечное платье.

Давид не знал, чья это была идея, и зачем это нужно было делать. Он сидел в квартире сестры шиву на перевернутых «матрасами» вниз диванах, положенных на пол, и думал, что, когда приедет в Хайфу,  обязательно позвонит Романие. Брат Малки Ронен — любимый сын Белины — не мог смотреть на мать, он винил ее про себя в смерти дочери. Когда узнал о происшедшем, заперся в машине с бутылкой коньяка — своим лучшим другом, как делал часто и раньше, и просидел так почти всю ночь. Хотя его жена — стройная и вечно худеющая (пока не похудела окончательно после операции по уменьшению желудка) Лола неоднократно спускалась вниз из их просторного пентхауза, чтобы забрать упрямого и непутевого (как некоторые считали) мужа домой.

Давид любил Ронена, но не переносил его почти всегда хамского отношения к Белине, вечного нигилизма, не веринья ни во что. И он, и отец не устроили спустя год поминовения по Малке. И как такое может быть? — возмущался Давид.

Продолжение следует

 Татьяна Климович

Нравится