Любочка – Ахува Томер, бригадный генерал

Нравится

Трагически погибшая во время пожара на Кармеле в декабре 2010 года при   исполнении служебных обязанностей, начальник полиции Хайфского округа Ахува Томер, которой посмертно присвоено звание бригадного генерала, была самым высокопоставленным офицером полиции, родившимся в бывшем СССР. В переводе с иврита Ахува – любимая, и Ахуву Томер действительно любили все (кроме преступников, для которых она была настоящей грозой) – близкие, друзья, сослуживцы и просто знакомые. Разговор с ее матерьею, Ривой Табачник открыл одну из почти не изученных страничек истрии алии 50-60-х, на долю которой выпало немало трудностей, в том числе неприятие чужаков израильским обществом. Этот бесхитростный и полный боли рассказ матери, потерявшей дочь и вспоминающей свою девочку такой, какой она была в детстве и в зрелые годы, гордящейся ею и в то же время обвиняющей себя в том, что воспитала ее такой сильной и преданной делу, невозможно было слушать без слез.

— Я приехала в Израиль с семьей: мужем, 12-летним сыном Давидом и Любочкой, которой было 3 года, в 1961-м году. Тогда была репатриация польских евреев. И так как я была замужем за польским евреем, то мы смогли приехать из Львова в Польшу, где нас встретили представители Джойнта, а потом в Израиль. Многие евреи остались в Польше, а мы сразу сказали: «едем!».

Первое время по приезде в Израиль нам было очень трудно. Иной раз я не позволяла себе, когда была голодная, купить фалафель, но для детей не жалела ничего. Я покупала Любочке книги. Она очень хорошо училась, с первого класса у Любочки оценки были выше всех в классе. Когда она захотела заниматься музыкой, я купила ей пианино. С тех пор, как мы приехали в Израиль, и нас поселили в Кирьят-Ате, мы продолжали жить там — в двух маленьких комнатах, но это не мешало мне давать детям все, что нужно. Потом она решила перейти учиться в Хайфу, а я работала в Технионе по специальности инженера-химика в лаборатории керамики и силикатов. Сама я родом из Днепропетровска, училась в Днепродзержинске и после окончания учебы работала во Львовском интституте материалов, была специалистом по технологии цемента.

Любочка пошла по моим стопам и начала учиться в колледже по специальности инженера-химика. Но душа у нее не лежала к этой профессии.

Она призвалась в армию, очень быстро получила офицерское звание, комадовала отделением девушек-солдаток. После демобилизации ей предложили поступить на службу в полицию. Она начала свою карьеру с работы в дорожной полиции, окончила офицерские курсы, быстро продвигалась по службе и стала начальником хайфской полиции в звании полковника. Перед ней открывалась перспектива построения головокружительной карьеры – она могла достичь самого высокого воинского звания и самого высокого поста в полиции.

Для нее работа была превыше всего. В 6 часов утра она уходила, а в 9, 10, 11 и среди ночи ее могли поднять. Во время Второй ливанской войны она почти постоянно находилась на своем посту — в Хайфе. Меня просили, чтобы я из соображений безопасности переехала в Тель-Авив или Беер-Шеву. Я сказала: нет, я буду там, где моя дочка. Я поехала в дом, где она жила – на границе с Ливаном, чтоб знать, что она вернулась с работы. Ждала ее и ночью, и днем. Переживала и не успокаивалась, пока не видела ее.

— Она звонила вам?

— Да, звонила, конечно. Она говорила по телефону: мама, сейчас бомбят Маалот, спустись в бомбоубежище. Мы прошли эту войну вместе. Она любила пошутить: мама, тебе надо дать орден («цаляш»).

Это была не первая война, которую мне довелось пережить в Израиле. Спустя короткое время после того, как мы приехали, началась 6-ти дневная война, потом война на истощение (мильхемет ха-аташа), во время которой я, продолжая работать в Технионе, дважды в неделю выдавала оружие добровольцам (среди которых был и мой муж), патрулирующим по ночам Кирьят-Ата и защищающим город от проникновения террористов. Когда я вышла на пенсию, то пошла работать в армию добровольцем. Однажды к нам в клуб пришли представители ЦАХАЛа, агитировать добровольцев для работы в армии  после Второй ливанской войны. Большинство из присутствующих там были русскоязычные репатрианты. Они не знали иврита и попросили меня быть переводчиком. Я согласилась, сказав, что буду переводить. Мы очень хорошо работали, все получили премии.

— Вашей дочери не довелось посетить Львов, где она родилась, но она побывала в Москве?

— Любу послали в рабочую командировку по обмену опытом для ознакомления с работой милиции Москвы. Их везде сопровождал брат президента РФ Дмитрия Медведева. На Любу эта поездка произвела большое впечатление. Она сказала: «мама, нас так хорошо встретили, везде водили, все показывали»…

— Могли ли вы представить, приехав в Израиль, как новая репатриантка, что ваша дочка когда-нибудь вернется в бывший СССР, в Россию в качестве представителя и одного из высших чинов израильской полиции?

— Нет, конечно, но я хотела воспитать ее сильной. Когда она пошла в школу, на нас ходили смотреть, потому что мы из России приехали. Тогда здесь не было репатриантов из России. Как я сказала, мы смогли приехать, потому что муж был из Польши. И тут все ходили на нас смотреть: «они из России, из России!». Когда она пошла в школу, знаете, говорили: «вот, русская…» Иногда ее били. Она жаловалась и плакала. Один раз мне это надоело, и я ей сказала: «Любочка, смотри, если в следующий раз тебя кто-то будет бить – дай сдачи, даже если ты получишь в два, в три, в четыре раза больше – все равно: дай сдачи, но не приходи ко мне плакать. Все». Так я ей сказала.

Прошло несколько дней – стучат в дверь, заходит мужчина и говорит: «Вы знаете, ваша девочка побила мою Шулю (Шулей звали его дочку) и даже разбила ей очки. Я ответила: «хорошо, я с ней поговорю». Он ушел, а я говорю: «молодец, а сейчас ты молодец. Сейчас ты иди вперед и не плачь, всю жизнь ты должна так быть». Вот такую я дала ей закалку. А теперь мама плачет. Она была очень хорошая дочка. Она была такая хорошая дочка… Я вот была недавно в больнице, так она по три раза в день приходила.

— Она не покинула попавших в огненную ловушку на Кармеле возле Бейт Орен курсантов, хотя могла уехать.

— Конечо, она могла, в газетах это было. И были такие, которые убежали. Она шла вперед, вперед. И осталась там, их трое осталось. Я сама виновата, что воспитала ее такой.

А в  детстве она была такая тихая, такая спокойная, такая уравновешенная. Даже ее учительница говорила, что она такого ребенка еще не видела. Однажды пришла к нам домой и спрашивает: «а какая она дома?». Я говорю: «обыкновенная».

Еще помню: на втором этаже в нашем доме жила девочка, которая ходила с ней в один класс. Однажды ко мне пришла ее мама: «ты знаешь, Рива, я сегодня Любочке сказала: почему моей девочке каждый день я должна давать новое платье, а ты 2-3 дня ходишь в той же одежде и чистенькая, а она мне ответила: «моя мама работает, ей некогда следить». Она была очень умная, очень развитый ребенок. Она всю жизь считала себя некрасивой и говорила и говорила мне: «Мама, я некрасивая!». А вы посмотрите, какая она красивая на фотографии.

— Она ведь руководила таким коллективом — около 500 полицейскими и 1600 добровольцами хайфской полиции. Это какой же характер надо иметь…

— Я приехала сюда с России, не знала языка, английского я же тоже не знала, я учила немецкий. Так что развиться в большой степени я здесь не могла. Тогда еще не было ульпанов. Я пошла на работу спустя 3 месяца после приезда, не зная ни одого слова на иврите. И все-таки я добилась. Я добилась, что меня прияли в Технион, где проработала 33 года. А ведь  туда попасть не так-то просто и работать в Технионе не так просто. Самые тяжелые работы давали Риве, потому что я была очень педатичная.

— Ахува Томер унаследовала ваш характер.

— Немного мой, немножко папин характер. Папа ее был очень уравновешенный и добрый. Всегда помогал людям. Возможно это она взяла от папы, ведь кроме того, что она делала по долгу службы, она всем помогала.

Вы понимаете, все, что было в жизни, вспомнить невозможно. Я всегда говорила: как родители могут жить, когда их дети погибают? А теперь это случилось со мной. Но я горжусь ею, несмотря ни на что. Горжусь, хотя мне так тяжело, горжусь и вспоминаю, как все приходили, когда мы сидели «шиву», и рассказывали о ней такие случаи, говорили такие слова…(плачет). Я родила такую девочку… А на старости лет меня Бог наказал, что она должна была уйти.

— Весь Израиль скорбит и в то же время гордится ей. Таких людей мало.

— И за границей о ней тоже знают. Мы получили из Лос Анжелеса соболезнование. А много людей за нее переживало, когда она лежала в больнице. Звонили, предлагали помощь. Но ничего не помогло. Врачи делали все, что могли. Мы сидели в больнице, и нам сказали, что будут делать ей пересадку кожи. Сделали все анализы, все оказалось в порядке. Это была первая ночь, что я пришла домой, легла и уснула. Думаю, ну слава Богу! А в 6 часов утра мне позвонил ее муж. Он все время говорил: «Рива, мы победим, Рива, мы победим. Она выздровеет». Я поднимаю трубку, и он говорит: «Рива, мы проиграли». Я поняла, что она умерла.

Израиль – единственная страна, где родители хоронят своих детей. Надо наоборот: чтобы дети хоронили своих старых родителей. А здесь родители хоронят детей!

У меня есть сын Давид (он не пошел, как Любочка в полицию, работает на предприятии), невестка, шестеро внуков и 4 правнука, слава Богу. Но Любочку мне не вернуть!

Татьяна Климович

Фото автора

Нравится