Нарандж. Часть 2. Галинка
30.03.2012
Галинка работала в кулинарном отделе большого супермаркета, как здесь говорят, «маафие». Тоненькая женская фигурка как-то терялась за большими стеклянными витринами, заставленными бурекасам и всевозможными булочками, круасонами с шоколадом, которые Галинка по мере надобности собственноручно выпекала в большом жарочном шкафу — духовке. Выложив полуфабрикаты, полученные из пекарен на большие противни, Галинка ставила их в печь и засекала время. Нетерпеливые покупатели, ждущие горячую продукцию, надоедливо маячили перед тихо злобившейся Галинкой.
— Вам чего? – строго спрашивала Галинка у сомневающегося и надоедливо мнущегося возле витрины покупателя.
Давид кошачьей походкой крался вдоль стеклянных стен супермаркета по направлению ко входу, стараясь через стекло издали рассмотреть, что делается в кулинарии.
Вот уже полгода, как он охотился на Галинку. И сам не знал, что так привлекло его в ней. Мальчишеская фигура с длинными стройными ногами, какая-то отчаянность светлого взгляда из-под коротких соломенных волос и грустно язвительная улыбка оторванной хулиганки, могущей дать сдачу в любой момент.
Галинка отлучалась от прилавка, и теперь возвращалась. Давид был уже на входе и сразу ухватил ищущим взглядом ее отсутствующее лицо и сдвинутые на переносице брови. Задержавшись у дверей, болтая со знакомым охранником — низкорослым эфиопским парнем, Давид дал ей пройти на рабочее место и чтобы успокоиться, дважды обошел супермаркет, прихватив по дороге молоко.
— Шалом, шалом, — он постарался придать еще большую уверенную громкость своему густому звучному низкому голосу.
— Шалом, — ответила Галинка, против воли улыбаясь настойчивому ухажеру и постоянному покупателю:
— Вот ваше печенье, — показала на пластмассовую коробочку, в которой были уложены песочные палочки-поленца, которые она приготовила ему по заказу:
— Еще вчера спекла, с вечера вас ждет.
— Вчера я не мог, — приступил к главному невзначай Давид:
— Вчера подруга готовилась к отъезду и сегодня уехала.
— Да какая у вас «хавера»? — засмеялась Галинка, окидывая взглядом его невысокую плотно сбитую фигуру мужчины с живыми черно-зелеными непонятного цвета глазами, из которых струилась ей прямо в глаза, проникая дальше внутрь, непонятная энергия, которая наполняла радостными шариками пространство возле сердца. Галинка сама не знала, почему решила, что он один: может, из-за его настойчивых ухаживаний, больше подходящих свободному человеку, ищущему себе пару или ввиду довольно солидного возраста и не очень видной внешности — только голос да живые энергичные глаза выделяли этого мужчину.
Удивленный Давид обиженно полез в задний карман за кошельком, удивляясь в очередной раз женской слепоте:
— Ну, скажите на милость, почему это у него не может быть подруги?
Из отворота портмоне на Галинку с фотографииглянула черноволосая кареглазая Романия, которая, казалось, подмигивала и говорила:
— Ну, что же ты?
Галинка была заинтригована, ей хотелось протянуть руку к портмоне, что бы взять и получше рассмотреть фотографию.
Давид напустил на себя грустный вид и сказал, как бы жалуясь:
— Вот уехала.
Конечно, как такая красавица может любить такого невидного мужчину, — заключила Галинка и понимающе взглянула на Давида.
— Да уехала в Эйлат на месяц два, три… Может и навсегда. И кто его знает, что она там делает, — играл и жаловался Давид.
Долго же он ждал этого момента. Любовь с Романией еще теплилась, но он уже томился скукой и изведанной доступностью, ее вечной усталостью после разных работ и приступов ревности. Галинка согласилась, чтобы после работы он подвез ее домой.
В ее маленькой съемной квартирке маму дожидался светловолосый худой Витька. Давид по-отечески поговорил с ним, с первого раза сумев внушить мальчонке доверие и ощущение настоящей мужской силы и надежности.
Через несколько дней Давид зашел в магазин и пожаловался Галинке, что его холостяцкая квартира пришла в запустение, и срочно требуются женские руки. Она засмеялась и сказала, что в четверг работает, а вот в пятницу утром — может быть, придет.
— Короче, будем на связи, — подытожил он небрежным тоном, как будто это было для него совсем неважно.
И вот теперь в остывающей духовке у него на кухне томилась в фольге приготовленная им с утра «принцесса Нила», купленная на рынке, а рядом — тоже прикрытая фольгой краснела запеченная картошка, щедро приправленная сладкой рыжей паприкой и пахучим перцем.
Он встал рано и сам вымыл пол, не жалея, как Давид выражался про себя, ни воды ни порошка, потом широкими матросскими движениями, ловко собрал воду и насухо вытер блестящий и пахнущий влажной свежестью пол. Через час квартира была убрана, еда готова, и он поехал за Галинкой.
Машина сделав круг по кольцу, остановилась возле дома. Давид, не стесняясь соседей и не вспоминая о своей далекой экс — подруге, шел своей кошачьей скользящей походкой рядом со светловолосой и тоненькой Галинкой. Счастье, замешанное на столь долгом ожидании, и гордость от осознания красоты и молодости идущей рядом женщины, переполняли его сердце.
— Здравствуйте, — сказала соседская девочка, ведущая на поводке собаку с квадратной кудрявой мордой и коротко взглянула на Галинку.
Он беспечно поздоровался, и бесшабашная смелость понесла его дальше, он поднял голову и позвал своему соседа с последнего, этажа, с которым они всегда перекрикивались и болтали:
— Ая, Ая, — всему миру он хотел показать, как идет со своей Галинкой, и к черту осторожность…
Тот, высунувшись из окна, только прищелкнул языком и сказал:
— А где Романия?
Но они уже зашли в дом, Галинка смеялась, он обнял ее, сжал ее голову в руках, целовал в лоб, глаза, губы — со всей отчаянностью владевшей им страсти.
И не мог поверить, что все это наяву:
— Галинка, Галинка, — страстно шептал он, не помня себя, и гладил ее по спине защищающей крепко-нежной рукой.
Утром он не пошел на море. Галинка еще спала, он встал, и уютно шумя водой из-под крана, мыл овощи, почти неслышно стучал по досточке ножом, нарезая кружочками огурцы, наливал в пиалы йогурт. Когда она встала, завтрак был готов. После еды быстро надел джинсы и черную фотболку и сказал:
— Собирайся, поедем в Тель-Авив.
*****
Он решил вести Галинку к сестре. Алина всегда и во всем одобряла брата и была в курсе всех его романов.
— Смотри, стул Элияху Ха- Нави, — сказал Давид. Они проезжали Атлит. На каменистой горе, нависая над морем, возвышался плоский железный стул. Действительно, стул Элияху Ха-Нави?! Загорелые руки Давида уверенно лежали на руле, перед ними бежала под колеса дорога, над головой простиралось бесконечное безоблачное голубое небо, справа синело море, а в стекло светило жаркое солнце. День обещал быть чудесным.
Жако пошел открывать дверь. Его спина согнулась от времени, и ноги тоже были согнуты в коленях, а ведь когда-то он был первоклассным игроком в футбол. Он поднял красное приветливо улыбающееся лицо к Давиду и протянул зятю руку. За его спиной показалась дочь Малка.
Алина сидела, как всегда, у окна, тоже согнувшись и исподлобья, улыбаясь, смотрела на вошедших. Ее пегие соломенно — седые волосы были разделены на пробор и собраны над ушами в два хвостика, перехваченных светлым простыми резинками. Эти хвостики в сочетании с желтоватым морщинистым лицом и безмятежно светло – голубыми глазами, внимательно смотрящими на женщину, произвели на Галинку странное, удручающее впечатление. Но Давид, казалось, светился каждой клеточкой своего существа. Сидя на широком низком подоконнике большого окна, за которым слышался гул заходящих на посадку и взлетающих самолетов, купался в лучах любви сестры, как маленький мальчишка, которым, наверное, оставался для нее всегда.
Рядом с Алиной лежал кислородный аппарат. Как оказалось, она страдала от приступов удушья, и ее дочке Малке доставалось — особенно по ночам, когда Алине не спалось, и она каждые полчаса звала ее к себе. Простосердечная добрая Малка, из красивой веселой девушки (фотографии которой в семейном альбоме рассматривала Галинка) превратилась в женщину без возраста, с бесформенной фигурой и без зубов. Она панически боялась врачей, и как рассказали в первый же приезд Галинке, даже если ее удавалось затащить к зубному, сбегала от него в первый же удобный момент. Малка давно махнула на себя рукой, так и не вышла замуж и всю себя посвятила родителям.
Она предложила Галинке прогуляться вместе с ней по поселку и нарвать плодов с дерева нарандж, которое росло возле их дома. Это плоды — обманки: они ярки и красивы, как сочные апельсины, но вкус их горек, и их кожура годится только на варенье. Так объяснила Малка. А Галинка подумала, что слава Богу, новое заполнившее ее до отказа чувство, кажется, настоящее, и в нем нет и оттенка горечи.
Татьяна Климович
Продолжение следует
