«Пороховые-боевые» старшего сержанта Ладыжинского

Нравится

История героизма ветеранов-евреев – участников Второй мировой войны с нацизмом состоит из страничек героического прошлого каждого из них.
Хайфчанин Яков Ладыжинский – ветеран, который прошел всю войну – до Берлина и участвовал в исторической встрече на Эльбе – никогда раньше не рассказывал о своем боевом пути, мотивируя это тем, что «о войне брешут много: во-первых, память стирается, во-вторых, теперь все герои».
Спустя годы ветеран откликнулся на просьбу своих друзей по Башкирскому землячеству (с которыми и создавал землячество по приезде в Израиль) — его председателя Азриэля Марковича Вайсмана и Елизаветы Мовшович.
И вот теперь он возвращается к первым дням войны, когда немцы бомбили его родной Смоленск, и он – 15-летний подросток — месяц и 26 дней выбирался из оккупированных нацистами территорий и увидел за это время столько крови, что не видел за все последующие годы войны.
Немец расстреливал беженцев на бреющем.
Под бомбежками по пояс в воде парню удалось переправиться через Днепр. На станции Ярцево он наткнулся на высадившийся там немецкий десант, повернул назад, добрался до Вязьмы, откуда шли эшелоны на Восток, и в товарной «теплушке» доехал до Казани. А там, обивая пороги военкоматов, стал проситься на фронт – мстить за погибшего на Финской старшего брата и родной Смоленск.
Мы беседуем с Яковом и его женой Маней в их небольшой комнате в хайфском хостеле.
Постепенно крепнет тихий голос рассказчика, углубившегося в воспоминания, и вдруг его лицо освещает широкая улыбка. Годы и болезни, невидимым грузом давящие на плечи, как будто отступают, в глазах загорается живой огонек.
Сквозь черты пожилого человека проступает облик юноши – того, что мы видим на фотографии, сделанной в 1946 году. Там он – сержант, командир отделения разведки 4-й батареи снят с офицерами своего родного – 1972-го истребительного противотанкового артполка резерва Главного командования 45 бригады.
Части полка стояли в Потсдаме, и Якова – активиста, балагура, артиста, выступавшего перед однополчанами со скетчами и стихами собственного сочинения,  начальство не хотело отпускать на гражданку. Потом его все же «комиссовала» медкомиссия по причине плохого зрения.
Его и на фронт не хотели брать из-за зрения, а не только по возрасту (хотя он прибавил себе год). Перебрасывали из военкомата в военкомат: годен — не годен, из части в часть, пока 16-летний паренек не попал в артиллерийский полк, который  готовил истребительную  противотанковую артиллерию, создаваемую по ходу войны в качестве преграды немецким танкам.
С этим полком после окончания артиллерийской полковой школы в Коломне, где формировались все части противотанковой артиллерии, Яков провоевал 2.5 года.
Недаром Якова однополчане после войны на встречах называли полковым Райкиным. И сейчас в рассказе чувствовался его талант «стендаписта». Как рассказал Ладыжинский, в части он подружился с Витькой Фроловым. Витька слышал плохо, и комбат их не пускал никуда порознь, только вдвоем. Он называл их: «мои глаза и уши». Ведь они служили в разведке, которую так и звали «глаза и уши». А тут один не слышит, другой не видит, но вместе: «глаза и уши». За глаза их в части в шутку звали «страх врагу, смерть расчету». Они производили разведку для своей батареи, состоявшей из 4-х пушек.
Я прошу Якова Ладыжинского:                                                
— Расскажите, пожалуйста, о самом сложном боевом эпизоде, в котором вы участвовали.
— Тяжелые бои  шли за взятие Минска и Полоцка в 1943-1944 годах, затем начались сражения в Прибалтике. Так получилось, что немцы жали нас к морю, и им пытались «сделать котел», а они, отступая, ставили задачу прорвать окружение, и мы очутились в окружении сами. Бой шел в болотистом месте. Командиров почти всех перебили. Осталось нас трое от целого взвода из 27-28 человек. Я —  командир отделения разведки, старший сержант – подавал снаряды заряжающему, а стрелял командир взвода Женя Габов. Он подбил первый и замыкающий танки из 11, выстроившихся в цепочку на узком месте, которое окружали болота.
— Что чувствуешь в бою, когда на тебя смотрит дуло вражеского танка?
— В момент боя становишься, как невменяемый. Как автомат, ты только знаешь: подавай, заряжай, подавай. И несколько слов хороших… За этот бой Женька получил Героя Советского Союза. Мне дали медаль «За отвагу». Это очень большая солдатская награда. Уцелевшие немецкие танки развернули орудия на нас. Но Бог миловал. Мы их расстреляли в этой ловушке в районе Даугавы. Нашу часть, от которой осталось совсем немного, вывели оттуда. Через неделю добавили состава и перебросили с первого Прибалтийского фронта под командованием маршала Баграмяна на первый Белорусский под командованием маршала Жукова — на прорыв через Белоруссию на Польшу и через Варшаву — на Берлин.
— Вашу часть перебрасывали с фронта на фронт?
— Части артполка направляли, как Резерв главного командования туда, где шли большие танковые соединения. И таким образом мне довелось воевать на 4-х разных фронтах: 1-м Белорусском, Волховском, 2-м Белорусском, 1-м Прибалтийском и потом снова на 1-м Белорусском.
За Берлинскую операцию и форсирование Одера, Ладыжинский получил вторую медаль «За отвагу» и орден Красной звезды.
А позже — Орден Отечественной войны  за взятие ряда немецких городов, в том числе Ратенов, Потсдам, Шпандау.
В этом последней военной операции все орудия в части были переведены на конную тягу. К каждой батарее прикомандировали эскадрон лошадей конармии Осляковского. На конной тяге части  полка шли через леса и болота, прошли через Берлин и вышли к Потсдаму, где произошла знаменитая встреча на Эльбе.
С юмором вспоминает старший сержант о братании с американским солдатом, которому он («махнем, не глядя») отдал свои трофейные часы, а тот ему – свои. Но потом оказалось, что это компас. Так что часами Ладыжинский обзавелся на гражданке, когда уже был женат на своей Манечке.
После войны Яков с отличием закончил заочное отделение исторического факультета Казанского Университета,  работал в редакциях газет «Комсомолец Татарии», «Советская Татария», фактически выполняя обязанности редактора. Но не мог получить продвижения из-за своей национальности. Поэтому в 40 лет решил поступить в аспирантуру при уфимском авиационном институте, после окончания которой и защиты диссертации, стал заместителем руководителя социалогической лаборатории.
В многочисленных переездах с квартиры на квартиру были утеряны ордена и медали старшего сержанта Ладыжинского. Остались орденские планки и потертая красноармейская книжка с записями о благодарностях за различные боевые операции, а также фотографии и воспоминания еврея-ветерана,  представителя поколения, вынесшего на плечах войну. А ведь без их подвига не была бы возможной и наша жизнь здесь, казалось бы, совершенно не связанная с событиями тех огненных лет в оккупированной нацистами Европе и далекой России.
Фото автора

Нравится