Новела "Бина и Зарко"

Нравится

Жизненные истории, связанные с судьбой людей, прикованных к инвалидному креслу, часто ложатся в основу книг, новелл и фильмов. Одна  из книг – «Привязанные к жизни» — написана самим инвалидом – французским миллионером — аристократом Филиппом Позо Ди Бурго (61), которого разбил паралич после аварии, случившейся в 1993 году. По ней снят фильм, имевший во Франции большой кассовый успех. Он собрал 240 миллионов долларов, и его посмотрело 19 миллионов французов.
Кстати, этот фильм открыл на исходе субботы неделю французского кино в Израиле, и в частности, в Хайфе (в Синематеке). Этот фильм, как и книга, не  трагический – в отличие, например, от фильма «Бабочка и колокольчик», а жизнеутверждающий и рассказывает о дружбе, сложившейся между инвалидом и алжирцем Сало, который за ним ухаживал.
Герой книги — человек в здравом уме, инвалид (кроме того, очень богатый) — имеет мужество жизнь, не теряя оптимизма , владеет ситуацией и даже пускается в разные авантюрные приключения (смотри фильм). Но чаще всего, прикованные к креслу старики и больные (нередко ведущие уже растительное существование) полностью зависят от доброй или недоброй воли их сиделок и близких.
Новелла «Бина и Зарко» — о случае, «подсмотренном» в жизни, правда, без трагического конца. Она написана несколько лет назад. И сегодня хочется изменить ее, добавив психологический анализ и некоторые детали, но все же я оставила все, как есть.   
 
Зарко не любил вспоминать про войну. Нелегкое это дело: представлять погибших товарищей, части тел, рук и ног, взлетающих в воздух, шевелящиеся обрубки.
Кроме того он считал, что давняя 15-летняя служба в морских «коммандос»  по-прежнему представляет собой государственную тайну. На его счету была не одна боевая операция – в разных странах, с разными заданиями. Иногда он должен был оставаться там продолжительное время, и тогда командование организовывало для него приезд Бины с детьми.
— Эй, Бина, Беллина! — Зарко грубовато пнул ногой гордо восседающую в кресле жену.
— Я иду гулять, слышишь? – И похлопал жену по щеке, а потом обхватил ладонью тонкую шею.
На ее левой скуле красовался огромный синяк. Зарко еле сдерживался, чтобы не треснуть жену по сине-зеленой шишке.
Сверкнув на хозяина черными раскосыми глазами, Маритес отвернулась. Ее ли это дело?
Кто не был знаком с маленькой филиппинкой, мог посчитать ее просто уродиной, а между тем, когда она улыбалась, и в ее глазах загорались кокетливые огоньки, она становилась даже хорошенькой. Но чаще всего она оставалась серьезной. Маритес мучилась с прыщами: вечно обсыпают лицо! И не мудрено: молодая женщина виделась с мужем не чаще, чем раз в полтора-два года. А так все время, как добрая католичка и примерная работница, сидела затворницей в доме Зарко.
Мари, Мари, Мани – называл он маленькую хозяйку. Мани любит «мани» — «кесеф». Зарко был доволен Маритес, они сработались за 4 года. Несмотря на щуплую фигуру, филиппинка ловко управлялась с Биной и кроме того заглаживала на брюках Зарко великолепные стрелки.
                            **********
Этот день начался, как обычно. Было утро пятницы. Сегодня вечером на «кидуш» должна была собраться вся семья. Неуемная, громкая дочь Кити с детьми, зять, невестка. Он купит курицу в гриле, торт, плетеную халу, посыпанную маком. Мари сварит свой фирменный рис. Она тоннами потребляет этот рис. Причем ест его руками, отправляя в рот щепоть за щепотью. Виданное ли дело? И не толстеет. А его рыже-бронзовая дочь Кити сидит на бесхлебной диете и не худеет! Зарко взял листок бумаги и стал записывать, что надо купить.
 
Часы на стене мирно тикали.
Зима никак не хотела вступать в свои права. В стекло салонного стекла били лучи утреннего солнца, наполняя гостиную и кухню светом. Ветер бешено раскачивал верхушки деревьев, и они, как штормящее море, шумели под окнами. Вдали синело настоящее море, и по нему плыл кораблик. Маленькие колокольчики, свисающие с перекладины кухонной балки, издавали мелодичный звон.
В кухне плавал запах жареных тостов. Зарко успел приготовить их еще до того, как филиппинка встала.
Он рассыпал кофе по стаканчикам и включил чайник.
Маритес прошлепала босыми ногами в ванну и появилась через несколько минут – свежая, умытая, и смеясь, стала наклоняться, стараясь собрать в хвостик блестящую черную массу волос. Два небольших острых холмика под трикотажной рубашкой Маритес притягивали взгляд Зарко. И он еле сдерживался, чтобы не схватить их руками.
Зарко принес свежую газету, ждавшую его, как всегда, на полу лестничной клетки и, вернувшись, стал разбирать не тронутую со вчерашнего дня почту. Его настроение мгновенно улетучилось.
— Эти суды никогда не оставят меня в покое, — он в сердцах отшвырнул от себя конверт.
Маритес заплакала.
— Не реви. Что они нам сделают?! Пусть забирают мебель, телевизор – купим новые! Дом не заберут. Слышишь? Половина принадлежит Бине. Бедняжка трудилась всю жизнь. И пока она жива…
С тех пор, как жена заболела, дела Зарко покатились вниз. Се1час он должен закрыть все свои бизнесы и продать все, что можно. Но долги оставались внушительными, и судебные исполнители уже побывали в доме Зарко, изрядно напугав Маритес. Покрутившись по квартире, так ничего и не вынесли, увидев сидящую в кресле колом неподвижную Бину.
 
Дверь неслышно отворилась. На пороге возникла миниатюрная Ор. Она тихонько поздоровалась и присела на краешек стула. Невестка Зарко была тайландкой.
— Do you want coffee? – спросил Зарко.
Разговор шел на английском. Зарко любил все восточное, и теперь он оказался в обществе двух черноволосых смуглых женщин с раскосыми черными волосами и длинными шелковыми волосами.
— I’ll drink shoko! – Ор положила руку на живот.
Таиландка была беременной. И как его сын опять умудрился сделать ей ребенка? Непутевый! Не может обеспечить жену и детей. Ор таскается по «никаенам» и не имеет израильского гражданства, потому что ее мужинек, видите ли, получив университетское образование, ищет заработка в Китае. Помимо их общего сына – 3-х летнего плотно сбитого резвого шалуна Матанчика, на руках у Ор сын мужа от первого брака Шай. Он похож на свою родную мать – тайландку. Через месяц Шаю исполняется 13. Зарко готовит его к бар-мицве в реформистской синагоге. Зарко придвинулся к Ор и, смотря на Маритес, полуобнял невестку за плечи:
— Правда, она красивая?
Стал гладить живот Ор:
— Позовешь меня, когда ребенок будет толкаться.
 
Маритес скрылась в спальне и после нескольких минут возни, появилась, толкая перед собой упрямящееся кресло с Биной. Глаза больной смотрели в угол. Челюсти медленно задвигались, перемалывая кусочки хлеба с янтарными пятнышками варенья. Зарко смотрел на смуглые обнаженные до плеч руки Мани, мелькающие перед лицом Бины.
Ритуал был окончин, и девушки пошли говорить по «скайпу» с мужьями, оставив Бину на Зарко.
— Что будет, Бина, что будет? – Зарко стоял позади кресла, обхватив широкими руками голову Бины:
— Твой муж не молод и не здоров, а деньги кончились, и уже приходили судебные исполнители…
— Чоча, Чоча, — он водил пальцами круги по лбу жены, сжимая ее голову руками, и каким-то шестым чувством знал, что она его понимает.
— Как жаль, Чоча!
Вдруг дверь распахнулась, и в комнату влетела взволнованная Маритес:
—         Зарко, my husband in the prison in Filipina!
Суматоха продолжалась 3 дня. Маритес бегала за билетами, звонила домой, ссорилась с Зарко и убеждала его, что вернется ровно через полтора месяца.
 
******
Месяц до бар-мицвы Шая Зарко был занят приготовлениями, и не думал о Маритес. Дважды в неделю он ходил с Шаем к учителю заниматься Торой, а по пятницам, надев кипы и белые рубашки, они шли в синагогу. К их возвращению Кити и Ор накрывали на стол. Двое светлоголовых плаксивых девчонки Кити и упругий, как мячик, со сливовыми раскосыми глазами Матанчик, под окрики взрослых возились на полу, носились по всей квартире, ездили на велосипедах, а в перерывах миежду этими занятиями тузили друг друга и растаскивали игрушки по всем углам.
На стол тем временем набрасывалась блестящая бирюзовая шелковая скатерть с дырочкой и расставлялись приборы и блюда с пищей, принесенными женщинами из дома. Они попадали на соломенные подставки, выстояв очередь в микроволновку.
Сам стол был столетней давности – полированный, дубовый и раздвигался вращением тяжелого металлического ключа с длинной ручкой. Зарко с зятем приходилось каждый раз немного помучиться, чтобы раздвинуть его, и каждый раз Зарко грозился, что это в последний раз он связывается с этой рухлядью.
На маленьком столике горели субботние свечи. Взрослые и дети стояли вокруг накрытого стола. Сладкий Тирош из бутылки в руке Зарко алой струей лился в его бокал, стоящий на вершине серебряной горки, стекая в маленькие рюмочки. Зарко произносил благословение, и пригубив, передавал бокал членам семьи по старшинству. Дети, балуясь, взбирались на стулья. Никто не вспоминал о Маритес. Только маленький Матанчик сказал:
— А где Мани?
Голова и тело Бины в кресле у окна было странно развернуто в сторону – от членов ее семьи. Издалека светила синим скула.
 
В субботу утром Зарко покормил жену, искупал, переодел во все чистое, усадил негнущееся тело в кресло и поставил ее любимую кассету. Торжественные звуки классической музыки разливались по салону. Зарко в своем любимом зеленом банном халате, перехваченном поясом, с голыми ногами в тапочках встал перед носом Бины и стал дирижировать. Больная заворожено следила за мужем. Движения его рук становились размашистей и мощнее – в тон музыке. А выражение лица – грозно возвышенным.
Не знаем, понимала ли бедная женщина, что может последовать за очередным взмахом руки, не знаем, на каком поле боя сражался Зарко!
Он замер на несколько секунд по стойке смирно, а потом пошел одеваться – сегодня Шай «поднимался к Торе».
 
А через несколько дней в 7 утра позвонила Маритес. Был суд, мужа осудили к условному сроку, он дома, но она не может вернуться. Муж подсел на наркотики. Ей надо спасать семью.
Зарко оставил недопитый кофе и тосты. Резкая боль сжала желудок. В надежде избавиться от боли Зарко поплелся к окну. Лето не сдавалось. Может, его отогреет лучами.
Он просидел так полдня: сгорбившись, не причесанный. Перед глазами стояла Маритес. Он и не думал, что так привязался к девчонке.
Вот она сидит за столиком и вырезает бумажных драконов, вот до двух ночи складывает пазлы или смеется, сидя рядом с ним на кушетке и смотря какой-то дурацкий американский фильм.
А как ловко она управлялась с домом и командовала Зарко. Он помогал ей во всем, и не задумываясь, давал свою кредитку, когда она отправлялась за покупками.
А однажды притащила домой подругу тайландку, и та сделала Зарко настоящий тайландский массаж. Он лежал на кровати, а Маритес смеялась от двери. А был еще раз…
Зарко зажмурился, и из глаз брызнули слезы. Ничего не видя, он встал.
Жена, как всегда, прямо сидела в кресле, запрокинув голову.
— Ах, ты, «екит», гордая! Всегда нос кверху! И не когда не знала, как по-настоящему обращаться с мужчинами!
Зарко с силой размахнулся и снес рукой сложенной на подоконнике застекленные дипломы в рамочках. Раздался грохот, посыпалось стекло. Бина вздрогнула, захлопав полуприкрытыми веками, как крыльями испуганной птицы, и вжалась хвостиком с фиолетовой резинкой в паралон кресла.
— Всю жизнь училась, а я сидел сдетьми, а потом «тронулась умом» и всю семью оставила с носом!
Зарко рассвирипел.
8 лет! 8 лет болезни! И вот теперь единственная его отрада, его игрушка, лучик! О, Маритес!
Кулак соскользнул со скулы, и удар пришелся в шею. Хотя скорее всего сработал инстинкт и выучка бойца коммандос.
Всепрощающий, обычно ускользающий взгляд голубых глаз замер на лице Зарко.
—  Бина! — Он в ужасе сжал ее голову руками:  Я не хотел, Бина!
 На кухонной полочке между куклами-сувенирами в национальных нарядах разных стран, привезенных ими из путешествий, между подсвечниками и большими ракушками, поднятыми им со дня моря, стояла небольшая фотография.
Бина со светлыми волнистыми волосами до плеч, расчесанными на пробор, в белой нарядной блузке и клетчатой юбке, с сигаретой в опущенной руке стоит рядом с Зарко. Его карие глаза с твердым взглядом, тонкий породистый нос с едва заметной горбинкой, красиво очерченные губы — весь облик предсказывает множество будущих побед. Ворот рубашки расстегнут, обнажая шею и мощный торс. Одна рука лежит на плече у дочки, а другой он обнимает Пнину. Молодая женщина с блестящими глазами уверенно и насмешливо смотрит в объектив.
Впереди у нее вся жизнь! 
 Татьяна Климович
 Фото автора — не имеет отношения к рассказу и фильму
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Нравится